Надежда и Виктор Нагдасёвы: «Порой реальность интереснее мечты»

[Версия для печати]

Надежда и Виктор Нагдасёвы: «Порой реальность интереснее мечты»

6 апреля Камерный театр представил премьеру «Не уходи». Осенний романс, рассказывающий о любви, о жизни интеллигентной семейной пары. Главные роли в нем блистательно исполнили актеры Надежда и Виктор Нагдасёвы. Этот творческий союз существует уже 40 лет. Позади – сотни сыгранных спектаклей, большинство из которых созданы совместно. Семья, в которой жизнь и творчество, дом и театр сплетены одной крепкой нитью. С этой удивительной парой – супругами в жизни и партнерами на сцене – корреспондент сайта kultura174.ru встретился в гримерке Камерного через несколько дней после премьеры.

Корреспондент: Спектакль «Не уходи». Муж – литературовед, занимается творчеством Толстого, жена заботится о муже и прикрывает тылы. Оба прошли войну, многое пережили. Серьёзная драма. Сразу параллельно вспоминается другой ваш творческий дуэт: бытовая комедия «Детектор лжи», где вы также сыграли семейную пару, но совершенно противоположную: муж – алкоголик, прятавший от жены заначку, а жена прятала от него бутылки горячительного… Важно ли, чтобы роль была близка вашей жизни, вашему амплуа? Как эти роли влияют на вас? Как происходит эта подстройка: вы и герой?

Виктор Степанович: То была комедия, но тоже о любви, о взаимопонимании. Тема отношений мужчины и женщины, мужа и жены – она вечна.

Надежда Алексеевна: Да, это совсем другой социальный слой. Но какие-то параллели все равно были, а то, что это видно и со стороны – тоже интересно.

В.С.: Что касается темы, то мы ее всю свою творческую жизнь так или иначе затрагиваем, потому что это и есть основа нашей жизни. И мы проецируем каких-то персонажей на себя, пропускаем через себя, трансформируем и прочитываем, находим аналогии.

Н.А.: Долгое время Виктор Степанович играл писателей, поэтов и так далее. А потом, вдруг, судьба сделала переворот – он стал играть алкашей (смеется)!

В.С.: Да, был у нас такой период, когда в нескольких спектаклях я играл нетрезвого: «Детектор лжи», «Конкурс» «Очень простая история» и в других. Кто-то тогда даже пошутил: «А не пьет ли ваш супруг?» И как-то меня спросили: «Какая ваша тема в искусстве?» Я, оглянувшись на свой репертуар, понял, что моя тема – это творчество. Я играю творческих людей: композиторов писателей, художников, поэтов. Или людей, которые к этому склонны.

Корр.: А если роль не творческая?

В.С.: Так уж сложилось, что если мой персонаж далек от этого, то я все равно пытаюсь наделить его творческой жилкой. Например, в прошлом году ставили спектакль «Шорох уходящих шагов». В моем герое не было ничего особенного. Но я стал его раскручивать, придумал ему горб, попытался сделать его внешне непривлекательным, но красивым внутри: поэтически одаренным – он читает стихи, пишет мемуары о друге.

Корр.: Как вы относитесь к героям пьесы «Не уходи»? Были какие-нибудь сложности или особенности в подготовке к спектаклю?

В.С.: Когда только начали работать с материалом, в целом пьеса показалась тяжелой и мрачноватой. Потом, когда ввели туда третьего персонажа – Льва Толстого, – это получилось очень органично и понятно, потому, что речь в пьесе идет о нем почти все время. Он незримо существует, мы решили показать его визуально.

Н.А.: Ведь он (Порогин) 20 лет пишет книгу о Толстом и никак не может закончить. У него творческий кризис.

В.С.: Своего персонажа я называю «гипертрофированный эгоист». Мой герой сравнивает себя с Толстым. Помните, как у Маяковского: «Я себя под Лениным чищу». Так он себя чистит под Львом Николаевичем и старается идти по его следам. В пьесе говорит: «Я вижу на небе его следы». И Толстой, и Порогин – оба являются клубком противоречий. Но, как оказалось, Порогин не во всем следует за писателем. Толстой проповедует те основы любви, о которых мы говорим в финале: о полном самопожертвовании ради другого человека. А Порогин не пришел к Богу. И любовь для него – нечто возвышенное, идеальное, о котором надо говорить с придыханием. Его близкий человек физически жертвует собой, но он этого не понимает. И более того, в чем-то мне очень даже не симпатичен. Но когда в финале происходит эта исповедь, до него доходит, что причины всех противоречий – в нем, становится ясно, что он не конченый человек. Он приходит к исповеди, чем вызывает сочувствие. Ведь он полностью порвал с окружающим миром, потому что мир его не слышит, он пишет книги – его не читают. «Низкая жизнь меня не устраивает!» – говорит он. Он в конфликте с миром – в этом его проблема.

Н.А.: Сейчас часто употребляют выражение «когнитивный диссонанс» – это как раз тот случай.

В.С.: Он говорит: «Я ухожу!» – и сидит на чемодане. Он внутренне – там, а физически – здесь. Поразительно интересный характер, и мне было интересно его искать и воплощать.

Корр.: Вам встречались такие люди в реальной жизни? Кем вдохновились на создание образа?

Н.А.: Такие люди в жизни есть, даже больше чем надо.

В.С.: Я искал зерно этого характера и нашел его совершенно случайно. У Надежды в спектакле есть такая фраза: «Ну ты въедливый, как соляная кислота». Я понял, что надо играть соляную кислоту. Я нашел грим – мне надо было что-то такое от Эдуарда Лимонова: очки, эта бородка. А раньше герой занимался Сервантесом, от его любимого персонажа – Дон Кихота – осталась это возвышенное отношение к жизни, это обостренное чувство справедливости, которое в итоге переросло в борьбу со всей действительностью. Жена обеспечила ему все тылы, а он – отшельник. Со всеми, кто не разделяет его отношение, он живет в абсолютных контрах.

Корр.: И вот это еще от Лимонова, такой деструктив…

В.С.: Конечно. Это оппозиционер. Мы играем 86 год – именно в это время освободились эти чувства и вышли наружу, эта перестройка, негативные выплески. И он тоже стал отрицать все, что, по его мнению, является ложным и наносным.

Корр.: Надежда Алексеевна, а по-вашему эта героиня счастливая женщина, или все же у нее есть причина серьезно обидеться на мужа? Ведь спустя столько лет он начал сомневаться в выборе супруги, говорил о своей прошлой любви…

Н.А.: Она не отнеслась к этому серьезно. Она счастливая потому, что у нее здоровое отношение к жизни: она умеет радоваться и не боится смерти – это может сделать только душевно здоровый человек. Конечно, в ее жизни было много всяких невзгод: война, блокада, смерь 5-летнего сына. Но она смогла найти себе опору – была тайно верующим человеком, хотя и говорит обратное. И она посвятила жизнь своему мужу, она его любит искренне, понимая его недостатки. И только в минуты отчаяния, от обиды, она называет его рукописи «ерундой». А ведь сама всю жизнь держала его на пьедестале и была той лестницей, по которой он карабкался в своей карьере. Он ей говорит: «Без тебя я не ездил бы ни в Париж, ни в Австралию, ни в Грецию». Но он не ценит того, что делает для него жена.

Корр.: Несмотря на то, что герои – немолодая пара, спектакль интересно посмотреть и молодежи. Его старались как-то адаптировать для молодого поколения?

В.С.: Мы сменили название пьесы. Изначально она называлась «Уходил старик от старухи». Но мы поняли, что молодой зритель вряд ли пойдет на спектакль с таким названием. Было много вариантов: «Следы на небе». Обратились к автору – Семену Злотникову. Он сказал, что есть название «Пора страстей». Но мы придумали к тому времени свою версию «Не уходи». И определили его как осенний романс. Вообще, это очень интересный процесс был: поиск жанра, способы существования, название и так далее…

Корр.: Процесс интереснее чем результат?

В.С.: Самое мучительное, но самое приятное и счастливое время – создание спектакля. Когда мучаешься, находишься в раздрае, в конфликте с самим собой, ночи не спишь… но ты свободен! Потому что завтра ты можешь все переделать и выбросить. И придумать новое. А в сделанном спектакле идет только внутренняя работа. Зрителю ее не видно.

Н.А.: У Виктора Степановича стояла еще серьезная творческая задача. Его герой, как она говорит: «и профессор, и величина, и литературовед, и ректор его уважает, иностранные корреспонденты к нему приезжают». И кроме того, он участник войны, он занимался Достоевским 12 лет, а после – больше 20 лет – Толстым. У него такие обороты речи! Простые смертные так не говорят. В отличие от разговорного и упрощенного языка Веры Максимовны.

Корр.: «Сбегала на рынок, купила яички…»

Н.А.: Да. И тем не менее, когда ее допекают, когда решается принципиальный вопрос, она имеет свое мнение. Она его просто не навязывает. И в жизни часто встречаешь такой конфликт разных мировоззрений. Вот сейчас современные психологи говорят: женщина не должна растворяться в мужчине, иначе она будет ему не интересна. Что не она должна держать эту лестницу для него, а они должны ее держать друг для друга по очереди.

В.С.: Гармония состоит в том, что люди должны поддерживать друг друга. По-другому никак. Взаимоотношения основаны на доверии, на уважении, а главное – на компромиссе. Этому учит спектакль.

Н.А.: И еще тому, что жизнь конечна, и все проходит. У героев ведь тоже когда-то был конфетно-букетный период, она говорит ему: «Раньше ты на меня глядел с восторгом, любовь вечную обещал».

В.С.: Он слишком много занимался жизнями других, теорией. Это его запутало.

Корр.: Когда по роли вам нужно упасть на сцене – вы падаете. Не больно? В этот раз вы тоже здорово упали.

Н.А.: Нет. Есть специальная техника, которой учат в актерской школе.

Корр.: Надежда Алексеевна, а ведь вы начали свою карьеру не со сцены, у вас образование биолога. Вы помните момент, когда что-то «щелкнуло», и вы решили стать актрисой? Или это была постепенная история, вы шли к этому годами?

Н.А.: Мне вообще это было не чуждо. С детства была самодеятельность, драмкружки, конкурсы чтецов. В школе я состояла в научном обществе учащихся. А в педагогическом институте был опыт сценической деятельности. Но тогда мне казалось, что нужно иметь много оснований, чтобы идти в артисты. Что это должны быть какие-то особые данные. А потом мне жизнь стала так нравиться, что очень захотелось попробовать свои силы, и я вышла на сцену. Затем поступила в театральный… А вот Виктор Степанович был против (смеется).

В.С.: Нет, я не возражал. Когда в Абакане создавался новый театр, и был такой энтузиазм, все хотели на сцену.

Корр.: И ведь вы познакомились буквально на сцене. Расскажите, как это было.

В.С.: В педагогическом институте она играла в спектакле по пьесе Шварца «Тень» одну из главных ролей. Нас, актеров театра-студии «Юность», пригласила общая подруга-режиссер сыграть в массовку. Тогда еще не знал, что встречу тут свою судьбу. Я надел Надину куртку и вышел в ней. И тем самым обратил на себя ее внимание…Сейчас творческая жизнь – продолжение нашей семейной жизни. Это очень редко бывает, часто два творческих человека не могут ужиться.

Корр.: Тяжело все время быть вместе и на работе, и дома?

Н.А.: Для нас – нет, не тяжело. Когда ты занимаешься общим делом – это очень удобно. У нас общие интересы.

Корр.: Вы уже 40 лет на сцене. Застали разные времена: 80-е, 90-е, нулевые и нынешний период. Как с тех пор изменился зритель?

Н.А.: Свою актерскую работу мы начинали в детском театре «Сказка» в Абакане, зрителями были дети. Это было такое почтение, такое восхищение! Это было очень честно.

В.С.: Детский театр – это самое честное искусство. Ребенок – самый требовательный зритель, если ему неинтересно, он не будет слушать уже через две минуты и уйдет. И тогда работать становится неинтересно и тебе.

Н.А.: Потом, когда Союз развалился, началась новая эпоха – пришел другой зритель, и был период, когда обществу вообще было не до театра. Например, 91-й год, даже небольшие залы пустовали. И только к концу 90-х залы снова стали наполняться. Видимо, не все любят ходить в кино и жевать попкорн. Возможно, стали меньше читать, и компьютер, а также кино, не способны заменить живое общение. Было очень приятно. Я всегда благодарна зрителю, который пришел на спектакль. Порой едешь вечером зимой, в мороз, в шесть часов начинается спектакль, а уже темно. Ты думаешь: «Кто сейчас потащится в такую метель?» Приходишь и видишь в фойе народ. И про себя выдыхаешь: «Спасибо, что пришли, дорогие. Оторвались от телевизора».

Корр.: А какие изменения происходили в драматургии?

В.С.: Она тоже менялась. В 90-е вообще не ставили классику. Появилась свобода, на сцену просочилась эта «чернуха». Потом классика вернулась, и драматургия стала разнообразной: и драма, и комедия – теперь есть все, и работать интересно. Есть пьесы, которые охватывают широкую часть зрителя, а есть для узкого сегмента.

Корр.: Виктор Степанович, в одном из ваших интервью вы сказали, что интерес к театру пропал. Это был 2013 год. Сегодня, спустя шесть лет, что-то изменилось?

В.С.: Не особо изменилось. Народ думает, что жизнь актеров театра такая же, как у поп-звезды, что актеры «гребут» деньги лопатой. Но это не так. Мы за пять копеек душу рвем, говорим о глубинных вещах. Актеры театра жизнь заканчивают на сцене. При этом к искусству в целом, и к театру в частности отношение осталось как к макияжу: есть – хорошо, нет – и не надо. Он обесценивается. А что дает зрителю популярное шоу? Костюмы, шум, гам, дым. Весь этот блеск хорошо воспринимается зрителем, но быстро выветривается.

Корр.: У вас есть роли, о которых вы мечтаете?

В.С.: Я со студенчества мечтаю сыграть в костюмных пьесах, пьесах плаща и шпаги, я тогда читал Лопе де Вега, Шекспира, Мольера и других. Пока не удалось. Это стало дорогим удовольствием, и режиссеры по-другому относятся к визуальному воплощению драматургии: проще сделать стилизацию, компиляцию пространства и времени, в классику внести сотовые телефоны, осовременить костюм. Еще мечтал сняться в кино, чтобы моя работа осталась на пленке для потомков (смеется). Но сейчас, когда видеокамера есть даже в каждом телефоне, это желание притупилось. Но актерское любопытство не исчезло. Еще я хотел пожить на сцене в роли Короля Лира.

Н.А.: Я хотела сыграть Мамашу Кураж («Мамаша Кураж и её дети», нем. Mutter Courage und ihre Kinder, пьеса немецкого поэта и драматурга Бертольта Брехта – прим. ред.). А сейчас получила еще более интересную роль – не мечтала о Вере Максимовне («Не уходи»), но сыграла ее. Судьба преподнесла этот подарок: в такой роли можно долго существовать, приобретать, обогащаться. Порой реальность интереснее мечты.

Корр.: Как вы настраиваетесь на спектакль?

Н.А.: По-разному бывает. Иногда задолго до премьеры начинаешь нервничать и переживать о том, будешь ли ты так вибрировать, чтобы зритель вибрировал с тобой в унисон. Можешь ночь не спать. Но иногда настройка происходит автоматически. С утра носишься по своим делам, потом выходишь на сцену, и все происходит само собой. Это не объяснить.

Корр.: Говорят, актеры – очень суеверные люди. А вы верите в приметы? Есть ли у вас какие-то свои традиции?

Н.А.: Среди актеров очень живуча примета: если ты уронил на сцене текст роли, надо на нем посидеть (смеется). Присаживались тоже.

Корр.: Какие у вас пожелания челябинской публике?

Н.А.: Желаю, чтобы она не ленилась и ходила в театр.

В.С.: Пушкин сказал: «Мы ленивы и нелюбопытны». И он прав. Я желаю, чтобы все старались искоренить это в себе.