Музыкальность как элемент поэтики импрессионизма в ранней прозе И.А.Бунина

Н.Н. Кундаева

 

Основная установка литературы рубежа веков связана с поисками способов обновления художественной выразительности, с созданием оригинальных моделей мира, базирующихся на одной из важнейших идей времени – идее синтеза. В этот период обозначается тенденция к созданию особой художественной системы, основанной на взаимодействии традиционной и модернистской культурных парадигм. Одной из модернистских тенденций, участвующих в конструировании нового образа мира, становится импрессионизм, который обогащает литературу, расширяя возможности индивидуального выражения художника. 

 

Главным эстетическим принципом импрессионизма является отображение мира как субъективного сиюминутного впечатления человека, передача тончайших движений его души, мимолетных настроений. Внешний мир превращается в поток ощущений. В результате субъективации реальности происходит растворение «Я» в окружающем мире, слияние души и природы, образование импрессионистического «пейзажа души». Одним из основных свойств импрессионизма является суггестивность. Стилевая доминанта суггестивной литературы – музыкальность. Многие исследователи говорят о связи импрессионизма в литературе с музыкой. Б.А. Гиленсон утверждает, что «импрессионизм в литературе – это музыкальность, поэтика намеков, зыбких настроений, неясных очертаний» [1, с. 11]. 

 

В творчестве И.А. Бунина заметно тяготение к импрессионистической музыке, стремящейся передать мимолетные настроения, зафиксировать оттенки психологических состояний, вызванных созерцанием внешнего мира. Бунин, делая установку на музыку, старался внушить настроение, воздействовать на душу, вызвать ощущения и зафиксировать впечатление от окружающего мира.

 

Одним из значительных экспрессивно-выразительных средств создания эмоциональной атмосферы произведения, придания ему музыкального звучания является в ранней прозе Бунина ритмическая организация речи. Ритм несет музыкальное звучание фразы. Н.М. Фортунатов отмечал, что «восприятие ритмической организации художественной прозы, с ее спадами и подъемами, напряженностью и ослаблением определенных состояний, родственно восприятию музыкального произведения» [Цит.по: Семьян Т.Ф. Ритмические определители художественной прозы (к истории изучения вопроса) // Литература в контексте современности: Сб.статей. – Вып. 3. – Челябинск, 2002. – 68 с.]. Так, ритм прозы, который обеспечивает особую музыкальность, проявляется в эмоциональной динамике. Ранние рассказы Бунина, отличающиеся бессюжетностью, бесфабульностью, строятся как ряд сменяющих друг друга впечатлений, картин, различных по тональности, проникнутых разнообразными оттенками единого поэтического настроения. Тяга к тончайшим движениям души, к изменчивым впечатлениям, настроениям свойственна импрессионистическому письму художника И. Бунина и композитора А. Скрябина. Подобно музыканту-импрессионисту, Бунин прибегает, с одной стороны, к учащению, обострению ритмического пульса, с другой к полному его снятию.

 

Музыкальная динамика чувств, переживаний в свою очередь определяет особенности композиции, ее ритм. В рассказе «Туман» (1901) композиция организована временным движением, сопровождающимся сменой настроения героя: сумрачное утро – беспокойство, тревога, безнадежность; день – напряженность, тоска;  ночь – восхищение красотой, непониманием смысла существования; утро следующего дня – бессознательная радость жизни, «детская благодарность за все, что мы должны переживать». В данном рассказе ярко проявляется характерный для ранней прозы писателя музыкальный «принцип симфонизма, основными чертами которого являются нарастание силы чувств, диалектика эмоциональных состояний» [2, с. 18]: Бунин передает состояние героя через усиление угнетающей картины туманной ночи, настроение развивается по ниспадающей. С наступлением утра, с осознанием радости, полноты жизни меняется общий тон повествования: преобладает восходящая интонация. Принцип симфонизма определяет композиционные особенности рассказа.

 

Важно, что с жизнью человеческой души соотносятся звуковые образы природы, окружающего мира. На протяжении рассказа «Туман» звуки периодически меняются, отражая движение души героя. «Гремучие свистки», «непрерывный звон колокола», «из трубы с тяжким хрипом вырывался угрожающий рев», «мрачным и тоскливым голосом простонала сирена», «смутный шум и ропот» - тревожные, угрожающие звуки сменяются таинственной, пугающей, напряженной, «гробовой» тишиной, которая вновь нарушается «широким и мрачным гулом», нескладным звоном колокола, «гулким криком паровоза». Выразительность «звуковой» лексики способствует созданию эффекта непрестанного звукового изменения состояния окружающего мира: «шипит и сыплется вода» (во время тумана), «вода бежала и плескалась» (утром следующего дня). Так, нескладные, негармоничные звуки преображаются в чистые, светлые, радостные, передавая напряженность, страх, беспокойство героя, сменяющиеся бессознательной радостью жизни. 

 

Интересен музыкальный аккомпанемент в рассказе «На чужой стороне» (1893). Мужики, оказавшиеся далеко от родных мест, накануне святого праздника, ожидают свой поезд на вокзале.  Передается их тягостное ожидание, томление, тревога, страх, тоска за счет звукового сопровождения: «гул нестройного говора», «злорадный хохот лягушек», «сипел паровоз», «гнусаво запел рожок», «что-то завизжало, заскрипело». Адские, противные человеческому слуху звуки окружающего мира внезапно заглушаются божественной гармоничной музыкой, «густым звоном колокола» и начавшимся церковным песнопением, что свидетельствует об успокоении, усмирении душ героев.

 

Надо отметить, что образ колокола очень значим в рассказах Бунина, он часто повторяется и приобретает разные оттенки значений и звучаний. В рассказе «Святые горы» (1895) радостный звон колоколов соотносится с музыкой души лирического героя («дико-радостно билось сердце») и символизирует осознание ценности жизни, божественного, священного ее значения, смысла. В рассказе «Без роду-племени» (1897) «затихающий гул соборного колокола» становится знаком неизменности судьбы, невозможности вернуть прошлое, изменить настоящее и в тоже время знаком успокоения души героя, раздираемого жгучей злобой, ревностью. В рассказе «Тишина» (1901) «мерный и звонкий голос колокола, чистый, нежный» становится воплощением красоты жизни, ее ценности. «Мерно дрожащий гул колоколов» в рассказе «Над городом» (1900) погружает лирического героя в размышления о смысле жизни. Момент звучания колоколов становится для героя мгновением «поверить и напомнить людям, что «бог не есть бог мертвых, но живых», мгновением экстаза, сверхчувственной интуиции, что сближает с импрессионистической музыкой А. Скрябина, для которого тема экстаза является основной (эту мысль развивает Л.И. Будникова). В данном случае колокольный звон – знак духовного прозрения, полета души. По замечанию Л.И. Будниковой, «мотив устремленности ввысь – к небу, свету, соотносится со знаменитой скрябинской полетностью» [3, с. 190]. Мотив подъема, восхождения  значим в ранней прозе Бунина. Он повторяется в рассказах «Перевал», «Святые горы», «Маленький роман» и связывается с верой в жизнь, со стремлением к счастью, к красоте.

 

Повторение образов, мотивов, которые каждый раз обогащаются и выступают с разными оттенками значений, составляет особый ритм, важный для создания музыкального эффекта звучания прозы. В ранних рассказах Бунина можно выделить следующие лейтмотивы и лейтмотивные образы:

мотив свободной стихии, подкрепленный образами природы: неба, звезд, солнца, месяца, вьюги, ветра, моря, тумана; мотив воспоминаний, образ памяти; мотив жизни и смерти, реализующийся через мотив света и тени; образы чувственного восприятия (цветовые, звуковые, образы запахов).

 

«Принцип лейтмотивности, тесно связанный с музыкальным началом, импрессионистичностью» [4, с. 451], становится неотъемлемой чертой поэтики ранней прозы Бунина.

 

Важной особенностью импрессионистической музыкальности ранних рассказов писателя является слияние музыки природы и музыки души, синхронное звучание голосов, что составляет основу полифонической композиции. Прием психологического параллелизма между природным и человеческим планами, за счет которого создается синхронное звучание двух голосов, наиболее ощутим в рассказе «Осенью» (1901). Звуковые образы природы передают движение чувств героев, накал страстей. Признание в любви друг к другу не имеет словесного выражения, о чувствах говорит природа. Нарастающая сила ночной природной стихии соотносится с дрожанием души героев, со стихией их чувств, что реализуется через оппозицию: беззвучие, молчание в первой главе и усиливающийся звук в последующих главах. На уровне звуковой лексики эта оппозиция выражается следующим образом:

1 глава: «наступило молчание»,

2 глава: «ветер мягко и непрерывно бил по лицам»,

3 глава: «ветер торопливо шуршал и бежал, путаясь в кукурузе», «ветер изменился…еще беспокойней заметался», в нем «было что-то большое и властное», появляются новые звуки: «гул деревьев, в которых метался ветер, и ровный, величавый шум моря»,

4 глава: «море гудело», «гудели черные тополи», «волны с грохотом … рушились на берег»,

5 глава: «жадно бушевало море». 

 

Синонимическая градация (ветер шуршал, бежал, путался, заметался; шум, рокот моря, море гудело, бушевало) звуковых образов природы создает музыку движения, созвучную волнениям души: от робости, несмелости, неуверенности, застенчивости в отношениях между двумя влюбленными к раскрытию чувств, к невыразимой радости, непобедимому счастью, восторгу безумия. Непрерывное нарастание напряжения является важной чертой принципа симфонизма. Организующим центром становятся образы ветра, моря, которые динамично развиваются и передают тревожные настроения (подобное проявление принципа симфонической композиции можно отметить в рассказе «Перевал»). Многократное повторение звуков бушующей природы позволяет определить ритм рассказа как остинантный (с лат. «упорный, упрямый»). Интересно, что остинантность (стабильность) характерна для музыки А. Скрябина, что вновь подчеркивает сближение прозы Бунина с импрессионистической музыкой.

 

Эмоционально-суггестивный эффект в рассказе «Осенью» достигается ощутимой звуковой инструментовкой, которая, включая слова с аллитерациями и ассонансами, создает ощущение природной стихии:

«Я, наступая на лужи и листья, наугад повел ее по двору, мимо уксусных деревьев, которые гулко и упруго гудели…». Многократно повторяющийся звук [у], который в психологии воспринимается как темный, тяжелый, грубый, грузный, словно предупреждает развитие бури.

«ровный и величавый ропот, в котором чувствовалась огромная тяжесть воды». Четырехкратное повторение «ро» создает ощущение шума падающей воды. 

 

Писатель прибегает к такому приему, как прямое обозначение звучаний словами одной тематической группы: ветер «шумел», «шуршал», «скрипел». Нагнетание шипящих и свистящих звуков имитирует свойства этого природного явления. Таким образом, в рассказе удивительно передано ощущение природной стихии, созвучной стихии человеческих чувств. Отметим, что звуковая организация речи (звукопись, звуковая лексика) – самое тонкое и наиболее бунинское средство ритмизации текстов. Оно характерно для всей прозы писателя.

 

Важно отметить, что импрессионистичность, музыкальность прозы тесно связаны с лирической стихией ранних рассказов. Говоря о связи прозы и поэзии Бунина, следует выделить стиховое начало как одну из составляющих ритма прозы, а, следовательно, ее музыкальности. Писатель часто обращается к средствам поэзии для придания лирической экспрессивности. В его рассказах нетрудно заметить элементы, связанные со стихотворной речью: метр, рифма, элементы поэтического синтаксиса, они вносят в тексты дополнительную ритмизацию, музыкальное звучание, придают особую эмоциональность.

 

В рассказах Бунина часто встречаются фразы с четко выраженным стихотворным размером, метрические фрагменты. Можно привести следующие примеры классических метров: «И только бледный, грустный месяц видел наше счастье» («Поздней  ночью») – ямб, «Солнце стоит над глубокими долами» («Тишина») – дактиль, «Мглистые стены бора, мокрый, бледный снег…» («Маленький роман») – хорей. Встречаются в рассказах рифмующиеся созвучия, которые вызывают ассоциации со стихотворной, ритмической речью: «Месяц, месяц, тебе золотые рога, а мне золотая казна» («Новый год»), «У меня, брат, ни крова, ни дома, пробираюсь бережками и лужками, рубежами и межами…» («Танька»), «Ноги тонки и слабы, онучи тонки и стары, лапти разбиты, велики» («Птицы небесные»). Бунин вводит в рассказы элементы поэтического синтаксиса: анафоры, рефрены, риторические вопросы, восклицания, прием лирического умолчания. Бунин стремился сблизить прозу с поэзией и даже охотно заимствовал из собственных стихов целые обороты и выражения. Например, состояние природы в стихотворении «Соловьи» (1892) узнаваемо в рассказе «Заря всю ночь» (1902): 

То разрастаясь, то слабея,

Гром за усадьбой грохотал,

Шумела тополей аллея,

На стекла сумрак набегал // 

 «Гром грохотал над крышей, гулко возрастая и разражаясь треском, от нависших туч темнело».  

 

Поэзия и проза становятся неразделимы, это способствует тому, что проза приобретает музыкальность и лиризм.

 

Итак, ранняя проза Бунина отличается особой музыкальностью, которая связывает рассказы писателя с импрессионизмом. Музыка природы и музыка человеческой жизни сливаются в одну стройную гармоничную мелодию, которая становится главной в импрессионистическом «пейзаже души». Интонационная, ритмическая, звуковая организация текстов ранних рассказов Бунина способствует воплощению «симфонической модели мира, в которой происходит сближение прозаического и поэтического образов мира». В музыкальном начале проявляется импрессионистичность мышления писателя.

 

 

Библиографический список:

1. Гиленсон Б.А. История зарубежной литературы конца XIX – начала XX века: учеб.пособие для студ.филол.фак.высш.пед.учеб.заведений / Б.А. Гиленсон. – М.: Издательский центр «Академия», 2006. – 480 с.

2. Семьян Т.Ф. Ритм прозы В.Г. Короленко: Автореф. дис…канд. филол. наук. Алматы, 1997. – 29 с.

3. Будникова Л.И. Творчество К.Д. Бальмонта в контексте русской синкретической культуры конца XIX – начала XX века [текст]: монография /  Л.И. Будникова. – Челябинск: Издательство ЧГПУ, 2006. – 447 с.

4. Соболевская О.В. Лирическая проза // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н.Николюкина. – М.: Интервак, 2001.– С. 450-452.

 

Полная версия статьи опубликована в сборнике Русское слово: восприятие и интерпретации: сборник материалов Международной научно- практической конференции, 19–21 марта 2009 г.: в 2 т. – Пермь: Пермский государственный институт искусства и культуры, 2009. – Т. 2. – С. 51–58.