«Женская» тема в ольфактории Л.Н.Толстого

Н.Л. Зыховская

 

В статье исследуются ольфакторные составляющие темы женщины в произведениях Л.Н. Толстого. Автор обращает внимание на то, как запах становится элементом в создании ауры женской красоты.

 

Как и другие авторы своей эпохи, Л.Н. Толстой прибегает к описанию «запаха жен-щины». Здесь нередко присутствует указание на запахов духов: «- Нет, постойте, постойте! - Он на ухо шепотом продолжал: - Я целовал ее руку, плакал тут подле нее, я много говорил с ней. Я слышал запах ее духов, слышал ее голос» [III, 48] («Альберт»). «Слышать запах» приравнено к «слышать голос»; для Толстого вообще чрезвычайно значимо описывать «запах женщины» как цельную ауру. Так, в «Двух гусарах» в карету врывается именно аромат женщины, а уж потом появляется она сама: «Дверцы отворились, одна за другой с шумом попадали ступеньки, зашумело женское платье, в затхлую карету ворвался запах жасминных духов, быстрые ножки взбежали по ступенькам, и Анна Федоровна, задев полой распахнувшегося салопа по ноге графа, молча, но тяжело дыша, опустилась на сиденье подле него» [II, 259] («Два гусара»). Подобная «оторванность» запаха духов от человека наблюдается и в ольфакторном фрагменте в «Отце Сергии»: «- Пожалуйте, - проговорил он, пропуская ее мимо. Сильный запах, давно не слышанный им, тонких духов поразил его» [XII, 359].

 

Если же общей ауры женского очарования нет, то легко вычленяется искусственный источник запаха. Запах может вычленяться и в случаях описания ауры, но он всегда включен в общее впечатление: «Сама княгиня Марья Васильевна, крупная, большеглазая, чернобровая красавица, сидела подле Полторацкого, касаясь его ног своим кринолином и заглядывая ему в карты. И в ее словах, и в ее взглядах, и улыбке, и во всех движениях ее тела, и в духах, которыми от нее пахло, было то, что доводило Полторацкого до забвения всего, кроме сознания ее близости, и он делал ошибку за ошибкой, все более и более раздражая своего партнера» [XIV, 35] («Хаджи-Мурат»). Здесь запах вычленяется «формально», а на самом деле он часть общей ауры, воздействующей на героя.

 

Запах женщины выраженно телесен: «Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой» [IV, 260] («Война и мир»). Здесь духи - раздражитель, обостряющий чувство, желание, основа которого - «прелесть тела». Герой «слышит» не только скрип корсета, но и запах, и тепло тела. Это «слышание» и есть восприятие телесности, чувство близости, возникновению которого в данном случае запах духов способствует.

 

Толстой сравнивает телесный запах, необъяснимую ауру с запахом цветка. Так, в «Семейном счастье» дается развернутый ольфакторный эпизод: «Чуть слышно заколебался лист, полохнулось полотно террасы, и, колеблясь в воздухе, донеслось что-то пахучее на террасу и разлилось по ней. Мне неловко было молчать после того, что было сказано, но что сказать, я не знала. Я посмотрела на него.

 

- Ну, здравствуйте, молодая фиялка, как вы? хорошо? - сказал он.... - Ну, как же вы не фиялка, - сказал он мне всё еще тихо, хотя некого уже было бояться разбудить: - как только подошел к вам после всей этой пыли, жару, трудов, так и запахло фиялкой. И не душистою фиялкой, а знаете, этою первою, темненькою, которая пахнет снежком талым и травою весеннею.

 

- Ну, а что, хорошо всё идет по хозяйству? - спросила я его, чтобы скрыть радостное смущение, которое произвели во мне его слова» [III, 88]. И «что-то пахучее», разлившееся по террасе, и сравнение героини с лесной фиалкой, пахнущей свежестью, а не каким-то особым ароматом, - все это создает единую атмосферу диалога, предвещающего зарождение чувства.

 

Но если Толстому требуется показать «пустоту» женщины, он обращается к образу «цветка без запаха»: «М-lle Варенька эта была не то что не первой молодости, но как бы существо без молодости: ей можно было дать и девятнадцать и тридцать лет… ...Она была похожа на прекрасный, хотя еще и полный лепестков, но уже отцветший, без запаха цветок» [VIII, 238] («Анна Каренина»). Такой же прием встречаем и в «Двух гусарах»: «На все эти любезности вдовушка только сгибала белую шейку, опускала глазки, глядя на свое белое кисейное платьице, или из одной руки в другую перекладывая опахало. Когда же она говорила: «полноте, граф, вы шутите» и т. п., голос ее, немного горловой, звучал таким наивным простодушием и смешною глупостью, что, глядя на нее, действительно приходило в голову, что это не женщина, а цветок, и не розан, а какой-то дикий, бело-розовый пышный цветок без запаха, выросший один из девственного снежного сугроба в какой-нибудь очень далекой земле» [II, 253].

Запах женщины не связан с искусственными «отдушками»: «…а ему представлялись именно те самые черные, блестящие глаза, тот же грудной голос, говорящий «голомя», тот же запах чего-то свежего и сильного и та же высокая грудь, поднимающая занавеску, и все это в той же ореховой и кленовой чаще, облитой ярким светом» [XII, 219] («Дьявол»). Здесь «что-то сильное и свежее» не поясняется - это все та же телесность, которую мы обнаруживаем и в описании запаха матери: «Она другой рукой берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня. В комнате тихо, полутемно; нервы мои возбуждены щекоткой и пробуждением; мамаша сидит подле самого меня; она трогает меня; я слышу ее запах и голос. Все это заставляет меня вскочить, обвить руками ее шею, прижать голову к ее груди и, задыхаясь, сказать: - Ах, милая, милая мамаша, как я тебя люблю!» [I, 53] («Детство»).

 

«Слышать запах и голос» - как «ощущать» присутствие. В «Анне Карениной»: «Всякая женщина полная, грациозная, с темными волосами, была его мать. При виде такой женщины в душе его поднималось чувство нежности, такое, что он задыхался, и слезы выступали на глаза. И он вот-вот ждал, что она подойдет к нему, поднимет вуаль. Все лицо ее будет видно, она улыбнется, обнимет его, он услышит ее запах, почувствует нежность ее руки и заплачет счастливо, как он раз вечером лег ей в ноги и она щекотала его, а он хохотал и кусал ее белую с кольцами руку» [IX, 102] («Анна Каренина»).

Описание вдыхание сыном запаха матери дается также подробно, как и в тех случаях, когда приводятся описания очарования женской красотой. Здесь Толстой фиксирует значимость этого «физического контакта» - щекотки, кусания руки, прижимания к груди матери - как выражения переполняющих душу ребенка чувств. Есть и обратный пример - мать ощущает запах и тепло ребенка: «Сонно улыбаясь, все с закрытыми глазами, он перехватился пухлыми ручонками от спинки кровати за ее плечи, привалился к ней, об¬давая ее тем милым сонным запахом и теплотой, которые бывают только у детей, и стал тереться лицом об ее шею и плечи» [IX, 113] («Анна Каренина»).

 

Запах женщины, смешанный с аурой желания, любви, может быть совершенно случайным, как например, в сцене объяснения Николая и Сони: «Совсем другая, и все та же», думал Николай, глядя на ее лицо, все освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой». Этот запах жженой пробки и становится своеобразным «пусковым крючком» чувства, переживания: «Он вглядывался, и когда узнавал все ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве» [V, 298] («Война и мир»).

 

Аура может распространяться на все пространство вокруг женщины, как например, в доме дядюшки: «Все это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Все это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Все отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой» [V, 274] («Война и мир»). Запахи вещей, принадлежащих женщине, становятся синекдохой ее ауры: «Это был почерк Анны Карениной. Конверт был из толстой, как лубок, бумаги; на продолговатой желтой бумаге была огромная монограмма, и от письма пахло прекрасно» [IX, 91] («Анна Каренина»); «Нехлюдов, распечатав пахучее письмо, поданное ему Аграфеной Петровной, стал читать его» [XIII, 18] («Воскресение»).

Тем не менее, «женская» тема в ольфактории в целом позитивна, автор избегает случаев иронизирования по поводу чрезмерного количества духов, например; запах духов всегда «идет» его героиням, отражает их вкус и является неотъемлемой частью женской ауры.

Список литературы:

Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: в 22 т. М.: Худож. лит., 1978-1985.