21 декабря

117 лет назад родился поэт Сергей Спасский. Дебютировал поэт в Тифлисе под впечатлением гастролей Давида Бурлюка и после переезда семьи в Самару умудрился перепробовать чуть ли не все столичные авангардные поветрия: экспрессионизм, имажинизм. А начал ожидаемо с футуризма. Поздновато-таки он родился. Издай Спасский те же самые книги с теми же самыми стихами на пять лет раньше, – быть бы ему в компании авторов «Простого как мычания» и «Сестры моей жизни». Но у главных звёзд эпохи была фора в полдесятка лет.

Обладая задатками большого поэта, оказаться даже не во втором, в чёрт знает каком ряду, среди поэтов, упоминаемых разве что провинциальными литературоведами – тема для книги, а не для короткого предисловия. Даже долгая искренняя дружба с Пастернаком не столько персонифицировала посмертную безымянную бездну, сколько подпортила живой голос. Поди теперь разберись, кто кого перефразировал, чьими образами упивался, с чьими мыслями вёл беседу – победитель сгребает с кона всё. Интонации зрелого Спасского для потомков навсегда останутся пастернаковскими. Предпочитал Спасского Мандельштаму? – из наших времён выглядит курьёзом, аберрацией вкуса, прощаемой мэтру и неизвиняемой рядовому читателю.

В Золотой Век личной биографии, — жонглирование словами и образами уже утомило, душевный союз с чересчур узнаваемым современником ещё не достиг точки взаимопереплёскиваемого кипения, — Спасский, кроме лирики, издал почти полуторастостраничную повесть в стихах. С красноречивым заглавием: «Неудачники».

На картине, ежели она не узнана, Сергей Спасский вырезан из «Смерти Комиссара» Петрова-Водкина. Только комиссарская запрокинутость приведена к вертикали.

 

Из повести «Неудачники»

Что мы такое? Как пойму я,

Как выверить себя могу?

Вот впечатленья врассыпную

Пестреют и снуют в мозгу.

И чувства жгут, цветною тканью

Свиваются воспоминанья.

И мысли в медленной борьбе

Восходят сами по себе.

А я? — Меня несут привычки.

Я падаю в текущий день, —

Уроненная кем-то тень.

Я — огоньком зажженной спички

Во тьме мигну — и без следа

Загасят искорку года.

Но так бывает не всегда.

Внезапный подвернётся случай,

Как камень под ногу. И, вдруг,

Словно предчувствием падучей

Болезни разорвется круг.

И ты упрешься в этот плоский

И гладкий мир, сжимая крик,

(В забора струганые доски

Так тупо рог заклинит бык

И замычит). Тут без сомненья

Имеются свои леченья.

— Словно корабль, в укромный рейд

Тебя введет профессор Фрейд.

И докторов глухое племя

Отроет спрятанное семя,

Отыщет вожделений нить,

Распашет впечатленья детства…

Да, впрочем, есть и крепче средства

Обезопасить и смирить.

 

И потому таись до срока,

И улыбайся, и молчи,

Чтоб ветер не задул жестоко

Самопознания свечи.

 

* * *

Еще горЯчей и золотопенней

День льется брагой в жадные глаза,

Но я неуловимой переменой

Уже насквозь захвачен. И нельзя

 

Не видеть эти легкие приметы —

Небес кристальных усмиренный склон,

Случайный лист, что между пышных веток

Ржавеющим багрянцем озарён

 

И пахнущие холодком закаты...

Привет тебе, осенняя пора.

Знать, скоро вдосталь будем мы богаты

От зимнего крутого серебра.

 

О, ровное и звучное дыханье

Земных времен. Ну, что ж, не в первый раз

На пашнях дум внимательною данью

Пытливый стих мой вызреет для вас.

 

И в этот день, что так иссиня-светел

Над разогретою землей плывёт,

Я знанием взволнован.

— Я заметил

Опять земли неслышный поворот.

1923

 

Декабрь

Всё спит. Всё отдано. Всё сжато.

Лед слишком скользок под ногой.

И снег, разлегшийся горбато,

Блестит сухой и голубой.

 

И ветру вскинуть напоследок

Снежинки легче и пестрей

Меж круто вывернутых веток,

Меж неподвижных фонарей.

 

И кто я. Занятой прохожий.

Но почему, откуда он

Непобедимый, непохожий,

Заполонивший душу звон.

 

И по серебряным бульварам

Перебегая, на ходу

Так ясно вижу я недаром

Внезапно вставшую звезду.

 

И в небе зыбком, белорунном

Сейчас, вот-вот услышу сам —

Вдруг бурно встрепенуться струнам

И взволноваться голосам.

 

Да. Да. Всё изменись. Всё снова...

Бей сердца тяжкое крыло.

Огнем и музыкою слово

В дрожащий разум протекло.

 

И под невыносимой вестью

Сминается, лохматясь, тьма...

Легли огромные созвездья

На молчаливые дома.

 

И измененной, непохожей

Землей бреду, смущен и тих,

Случайный занятой прохожий

Меж узких улиц городских.

1922

 

Белые ночи

Они, как дым, как плащ голубоватый.

Зыбка их ткань.

Плывут дома над водами. Так надо.

Такая рань.

 

Откуда он, распластанный в просторе

Прохладный свет.

Я утонул. Мне в этом тусклом море

Спасенья нет.

 

Здесь даже ты не сохраняешь веса,

Гранит. И весь

Из памяти, из тишины белесой

Ты сваян здесь.

 

И, — дар земли приветственный и краткий,

Здесь даже вы,

Под блеклым сном прилегшие на грядки

Цветы — мертвы.

 

И чем дышать. И как теперь бороться,

Когда вокруг

Вся жизнь на дне просторного колодца

Лишь — тень, лишь — звук. —

 

Бескрылое пустое колыханье

Немых ветров.

Нет, к этому слепому умиранью

Я не готов.

 

Нет, знаю я, тоска рукой горячей

Ведет меня,

Как поводырь, уверенный и зрячий

На берег дня.

* * *

Озера длинное блюдо. Платок

Паруса. Стали вагоны в затылок.

Строят. Отрывистый бьет молоток,

Жарок клокочущий шип лесопилок.

 

Резкие, серые молнии пил.

Разве не искрами сыпятся стружки?

Я этот воздух непочатый пил

Свежим, как воду, из глиняной кружки.

 

Прочный дымок повисал бахромой

И расцеплялся. Скользи же, исчезни…

Мысль моя, ты воротилась домой.

Родина. Возникновение песни.

 

Разве я утро такое искал?

Насыпи. Избы рыбацкого люда.

В трещинах мелкой волны между скал

Озера голубоватое блюдо.

 

* * *

Я стою. Две руки у меня,

Две ноги. Не урод. Не калека.

Я родился с лицом человека.

Разве мир для меня – западня?

Разве кровь моя – странная смесь

Из особенных шариков в теле,

Что я должен быть съеденным. Весь.

Чтоб лишь кости в зубах прохрустели.

Разве жизнь я не смею беречь?

 

Я – не волк, не крапива, не камень…

Я вскопал эту землю руками.

У меня – расчленённая речь.

Впрочем, дело не в доводах. Спор

Не о точном значеньи понятья.

Я без крова, без платы, без платья.

Я сметён, словно мусор, на двор,

Выдран сорной травою из грядок,

Слит в трубу загрязнённой водой…

 

Если это законный порядок,

То – к расстрелу порядок такой.

 

Если это по смыслу науки,

Я не спорю. Я жду. И молчу.

И мои безработные руки

Поднимают винтовку к плечу.